now come all ye hunters who follow the gun
beware of your shooting at the setting of the sun
for polly's own true love he shot in the dark
but oh and alas polly vaughn was his mark

Когда они проходят мимо покосившегося здания старой конюшни из тёмного гниющего дерева, покрытого выцветшей потрескавшейся краской, Бобби резко склоняется к земле и срывает пробивающийся сквозь трухлявые ступени полевой цветок, не переставая при этом напевать вполголоса какую-то ужасную хиллбилли-балладу о парне, ухитрившемся застрелить собственную возлюбленную, и Стиви пробивает дрожь. Бобби столь же стремительно выпрямляется, шутливо раскланивается и протягивает цветок, как если бы это был букет из сотни роз. Стиви надо бы рассмеяться и бросить что-то в стиле: «Какой ты, однако, романтик». Вместо этого она автоматически принимает цветок из его рук и выдаёт невпопад:
- Нужно поговорить.

Бобби выразительно поднимает сразу обе брови:
- Поговорим. Не хочешь прогуляться до озера?
Прогуляться до озера она, конечно, не против.

О том, что что-то тут неладно, Стиви начинает смутно догадываться только после того, как самые удобные джинсы начинают давить на подозрительно выступающий живот, а до этого объяснявшаяся стрессом из-за скорого марафона тошнота сменяется тянущей болью в спине и приступами внезапного голода, от которого кружится голова и темнеет в глазах.
Выходя из клиники, за визит в которую расплачивается наличкой из денег, отложенных с подработок на потенциальную поездку с девчонками в Калифорнию, Стиви пишет Тэмми: «Я в очке  ».
Загадочное что-то, которое Стиви списывает то на стресс, то на усталость, то, в обычно несвойственных ей приступах паранойи, на какую-нибудь страшную смертельную болезнь вроде рака, оказывается успевшим дорасти до размера персика и подсудного дела в случае аборта ребёнком. Девочкой.

«Твой отец ёбнет Бобби из травмата, отвечаю », - пишет очень добрая Тэмми. От одной только мысли не то что о том, что именно отец сделает с Бобби, а о том, что отец об этом узнает в принципе, Стиви становится дурно.

stevie_m: В крайнем случае у меня всегда есть план Б
tammy_g: Перестань так называть самоубийство

Стиви истерически хохочет, и на долю секунды ей становится легче, но вскоре липкая паника возвращается.

Когда они сидят с Бобби у озера, и он выдавливает из себя, пытаясь скопировать собственную самоуверенную манеру и проваливаясь, «Что-нибудь придумаем», с прилипшей к его нижней губе фильтром сигареты опадает столбик пепла, который он забывает стряхнуть. Звучит он при этом также испуганно и неустойчиво, как все её мысли.

Беседу с отцом Стиви малодушно откладывает на никогда-нибудь, выбрав в качестве своей первой мишени для разговоров по душам Рейвен.
Она, в конце концов, женщина. Может быть, она сможет что-нибудь подсказать. Например, придумает, как подать эту прекрасную информацию так, чтобы отец после этого никого не убил.
Рейвен очень кстати оказывается дома раньше отца, снова задерживающегося на работе. Стиви мысленно даёт им примерно полчаса до его прихода. Должно хватить.
Стиви сутулит спину и прячет внезапно вспотевшие руки в задних карманах джинсов, чувствуя себя при этом провинившейся малолеткой, заявившейся домой с новостью о том, что родителей вызывают в школу, и злясь на себя за это чувство.

«Что-нибудь придумаем», говорит Бобби.
Ну придумай, блять, что-нибудь, Бобби Рид.
(От мысли о его собственном грядущем разговоре с родителями Стиви чувствует подловатое удовлетворение - не ей одной всё-таки страдать.)

- Рейвен? - окликает Стиви уткнувшуюся взглядом в экран ноутбука женщину. - Ты не занята? Есть время поговорить?

get it on

В Ле Марсе, Айова, съехав от родителей, Рэйлин живёт вместе со своим бойфрендом Джеком Косби в крошечной однокомнатной квартире в прибитом к асфальту многоквартирном комплексе, больше напоминающем гигантскую парковку. На кухне невозможно развернуться, не столкнувшись локтями, дерьмовая система вентиляции регулярно даёт возможность насладиться запахом пережаренного лука или травки из квартиры соседей, а столь же поганая звукоизоляция делает достоянием общественности любой происходящий там же (больше, в общем-то, негде) скандал. На дне бассейна во внутреннем дворе можно выловить целые брикеты хлорки, а половина дешёвых пластиковых шезлонгов вокруг бассейна сломана. Большую часть времени, которое Рэйлин не проводит в провонявшем прогорклым жиром дайнере, где работает официанткой, она проводит в одном из этих шезлонгов, сжимая в зубах сигарету Pall Mall, нацепив на нос поцарапанные солнечные очки за два доллара с ближайшей автозаправки и лениво перелистывая детективы в мягкой обложке (любовные романы она не читает уже тогда).

На двадцатилетие Джек дарит Рэйлин обручальное кольцо из самого дешёвого сплава, ослепительный блеск которого уже через несколько месяцев тускнеет, как натянутый над дверьми дайнера тент, пластик шезлонгов и все его обещания, пока не оказывается заляпан каплями крови.
Рэйлин сдаёт кольцо в ломбард и уезжает.

В Майами, Флорида, вскоре после своего на этот раз случившегося замужества, Рэйлин переезжает в виллу 1914 года постройки, общая площадь которой вместе с садами составляет 72,8 гектаров. Архитектура здания и оформление садов навеяны Венецией и тосканским Ренессансом, и Рэйлин, чёрт побери, понятия не имеет, что это значит, но вычитывает об этом в туристической брошюрке о достопримечательностях Майами и с тех повторяет со слегка усталым и очень уверенным видом знающего толк человека. Окна спальни выходят прямиком к океану, в том числе к персональному причалу для швартовки яхт, а по всей территории дома снуют хорошо обученные люди, умеющие передвигаться абсолютно беззвучно и не раздражать хозяев своим мельтешением. По садам удобнее передвигаться на электромобиле, а белоснежный мрамор и вызывающие стойкие ассоциации с Европой орнаменты на старинных коврах могли бы навевать благоговейный ужас, если бы на всём этом не лежал отпечаток личности Трея Хейли, отрицающего и старосветный снобизм, и любые иерархии в принципе.

Тридцать четыре комнаты, заполненные картинами, гобеленами, винтажной мебелью, вырванными из лап жадных коллекционеров скульптурами, стремительно обрастают артефактами нового владельца, зачастую совершенно сумасшедшими - вставленная в рамочку ксерокопия письма серийного маньяка, признающегося прямиком из камеры смертников в любви к радио-хиту, выпущенному Треем в семьдесят пятом, соседствует с портретами устрашающего вида клоунов, обломками разъёбанных на стадионах гитар, мультиплатиновыми пластинками, фотографиями в обнимку с самыми разными людьми, начиная с диктаторов богом забытых стран и заканчивая героями Зала славы рок-н-ролла, половина из которых уже кормит собой червей. В припадке обычно ей несвойственного суеверного страха Рэйлин умоляет Трея вынести из их спальни викторианскую фарфоровую куклу с пугающе человечным лицом, прошлые хозяева которой начиная с позапрошлого века утверждали, что она проклята.
Ко всему остальному она быстро привыкает.
На шезлонге в тени мраморной копии Венеры Милосской у бассейна с постепенно уходящими под воду ступеньками и венецианской мозаикой вместо брикетов хлорки на дне оказывается очень удобно читать детективы и курить.

Отвлечь Рэйлин от очередного тома о похождениях лицензированного медиума Адель Мелинье за подписью автора может разве что апокалипсис. Или приезд Марти Франса.

Вечеринки в доме Трея Хейли в Майами в двадцать первом веке уже не шокируют местную публику щедрым разнообразием предосудительного или вовсе запрещённого, но всё ещё поражают воображение. Тридцать четыре комнаты помнят времена, когда были забиты под завязку титулованными славой или по праву рождения гостями - и всё ещё всегда готовы к заселению новых. Кто-то заезжает на ночь, а в итоге остаётся на месяц, вписываясь в общую обстановку так органично, будто был здесь всегда. В конце концов, хорошо обученные и абсолютно беззвучные люди всегда успеют за ними прибрать.
Но в качестве хозяйки их всегда встречает Рэйлин.

Рэйлин очаровательна, немногословна и всегда уместна в своих немногочисленных и смешных комментариях. Рэйлин улыбается Марти Франсу белозубо, но не слишком широко, вспоминая названия его радио-хитов из прошлого века быстрее, чем он сам. Рэйлин не налегает ни на шампанское, ни на виски, но всегда успевает сделать отмашку, чтобы бокалы снова оказались наполнены. Из всех гостей, включающих, собственно, Марти, детей Марти, кого-то из золотого состава Marty Frans & The Freezeds, нескольких представителей свиты и каких-то общих знакомых, Рэйлин не осеняет своим вниманием только одного человека, но во всей суматохе, талантливо создаваемой Марти на пару с Треем, это не так уж бросается в глаза.
Крошка Лала Франс и новый протеже Марти переглядываются так красноречиво, будто вот-вот по очереди, максимально без палева отпросятся с праздника, чтобы встретиться в туалете с лепниной и ангелами Возрождения на потолке и там трахнуться. Ставшего привычным аксессуаром и одним из краеугольных камней её образа обручального кольца на пальцы Лалы нет.

Интересно, думает Рэйлин, отпивая щедро разбавленный колой бурбон. Очень интересно.
В туалете с лепниной, правда, оказывается в скором времени не Лала.

- Могла бы хотя бы поздороваться, - замечает Блейк, пока Рэйлин расстёгивает ремень на его джинсах.
Рэйлин со смехом сдувает с лица прядь волос. Когда Блейк сминает её бёдра в пальцах и с первым толчком ударяет её спину о холодную стену, она длинно и шумно выдыхает, сдерживая стон. Всё происходит быстро - слишком быстро, чтобы остаться удовлетворённой целиком, но настолько долго, насколько они вообще могут себе сейчас позволить. Рэйлин поправляет съехавшую на плечо лямку лифчика и натягивает трусы обратно, слегка покачиваясь на каблуках.
Вот и поздоровались.

Когда она выходит из туалета, автоматически приглаживая волосы, первым порывом становится желание рассмеяться. Опустошенная недавним оргазмом голова отказывается складывать детальки в единый пазл, пока Рэйлин не слышит невозмутимый голос Блейка:
- О, Лалли. Уже свободно, проходи.
Блейк уходит, едва ли не насвистывая. Мудак ссаный.

Блять, Лала, думает Рэйлин. Ты вообще знаешь, сколько в этой ёбаной вилле уборных? Почему ты выбрала для поправки макияжа именно эту?

Больше всего на свете Рэйлин хочется сейчас провалиться сквозь землю. Но вместо этого она неторопливо оправляет подол юбки, глядя Лале прямо в глаза.
- Не уверена, что мы оказались в нужном месте и в нужное время.