надвигается буря.

и ему сложно этого не заметить - от прохладного воздуха дыбом встают волоски на шее и вниз по спине, вместе с зябкой дрожью от прохладного, колючего ветра, забравшегося ему под кашемировый свитер. погода в лос-анджелесе лишь изредка бывает настолько неласковой к изнеженным атлантическим солнцем, и сегодня как раз тот день, когда нужно чуть выше поднимать ворот пальто, а руки прятать в карманы. ощущение зыбкой прохлады кажется ему нереальным, почти ностальгическим, странное напоминание о детстве и юности, проведённых в нью-йорке. словно что-то из прошлого, что безустанно следовало за ним по пятам все эти годы, наконец почти смогло сравнять шаг и теперь обитало где-то поблизости среди сумрачных теней и неоновых всполохов вывесок бульвара сансет.

надвигается буря, и мортимер вроде что-то слышал об этом по радио: плюс девятнадцать в сан-франциско, почти так же как в самом городе ангелов, видимо всё побережье накроет штормом или чем-то вроде того. выходные наверняка будут безнадёжно испорчены - для них всех, кто строил планы провести те на диких пляжах возле санта-моники, чего не сказать о финиксе, где на ближайшие пару дней сохранится температура за сорок градусов плюса по цельсию. адское, адское пекло, но даже мысли о жаре аризонской пустыни не могут согреть его сейчас, когда мужчина почти что небрежно покидает салон своего шевроле, оставляя тот на парковке возле недавно построенного отеля “кортез”.

вокруг ни души, спокойно и тихо; его спутники - желтый свет фар тех редких авто, что шелестят вдоль тёмной ленты дорог куда-то навстрзечу сгустившимся сумеркам, и отсветы окон и мутных витрин. он долго глядит куда-то вверх, в сизое небо над кромкой многоэтажных домов, возникающих один за другим в голливудленде. два года назад здесь был пустырь, а теперь частокол из строительных кранов и железные кости новостроек, чётко виднеющиеся на фоне холмов.

мортимер ёжится, трёт ладонями локти в тщетных попытках согреться. если надвигается буря, то ему нужно как можно скорее укрыться хоть где-то.

вывеска “кортеза” слегка коротит, когда мужчина открывает стеклянные двери и переступает порог.

внутри - чуть комфортнее, но больше душно, нежели просто тепло; запахи свежих цветов идут вперемешку со шлейфом чьих-то духов, тяжёлым и почти давящим в своём многообразии нот, всё это вплетается в слегка плесневелый аромат коврового ворса и едкость средства по очистке полов. здесь не пахнет как дома, не пахнет тем местом, где ему в самом деле хотелось бы жить… но в последнее время жизнь мортимера не то что бы особо щедра на варианты того, где он бы мог скоротать ночь в одиночестве. с момента, как мэдди отправили отдыхать в лечебницу для душевнобольных, даже собственный дом кажется чем-то враждебным, где каждый плохо освещённый угол - это угроза, пускай и зачастую надуманная. дом без мадонны - бетонная клетка, из которой будто бы выкачали весь воздух и всё тепло, и среди этих стен он не сумеет отведать покоя, как бы ни старался.

за всей этой суматохой бьющих поддых неурядиц он вновь ощущает себя брошенным на обочине жизни бродягой, для которого счастливые дни, проведённые бок-о-бок с женой - не более, чем полуденный сон, от которого он просыпается посреди равнодушной тоски города ангелов.

всё это, конечно же, блажь. со всем этим он, конечно же, справится, как и с нависшей над ним грозовым облаком бурей. он просто устал, и все его попытки убежать от реальности, воплощённые в сверхурочной работе и бесконечных прослушиваниях, только усугубляют его положение, делая морти нервным и дёрганым. ему бы вечер хоть раз провести за хорошей сигарой и парочкой подёрнутых дымкой стаканов “маккалана”, томящегося перед этим лет десять в застенках ароматной дубовой бочки… может быть в компании очередного приятеля, а может юной старлетки, чьё имя он забудет как только выйдет из бара.

возможно, что ближе к пятнице он пораскинет над этим чуть более пристально, нежели просто допустит крамольную мысль об отдыхе, пока поднимается лифтом с фойе на свой этаж к номеру, в котором он прячется от мира вокруг уже почти месяц кряду.

механический щелчок ключа, сделавшего свой полуоборот в замочной скважине, кажется оглушительно громким в этой ночной тишине. мортимер вздыхает и толкает дверь номера плечом, та отворяется почти что сразу, лишь на долю секунды застряв в покосившейся от усадки здания раме.

как-то совершенно некстати его настигает мысль о том, что его покойный отец не допустил бы подобного недоразумения всего спустя каких-то три года после открытия отеля для постояльцев.

а ещё ( запоздало почти на полные сутки ) - то, что уходя ему стоило бы оставить открытым окно. воздух внутри номера настолько густой и неподъёмный, что мортимеру на пару мгновений становится нечем дышать.

он оставляет настежь распахнутой дверь и свет в скромной прихожей зажжённым, неспешно снимает обувь, ослабляет удавку галстука, с ленцой стягивает с плечей вязаный свитер. серебряный крестик совершенно по-глупому цепляется за нос, когда мортимер, как и всегда, застревает в горловине в попытках сдёрнуть с себя прилипший к коже светлый кашемир. здесь, в месте где его никто не увидит, кроме разве что поздней горничной, монохромным призраком плывущей вдоль коридора, он может побыть живым человеком, а не лощёной картинкой с мерцающего экрана тв.

это лёгкое чувство - почти панацея ко всем его переживаниям.

что, впрочем, длится недолго. стоит мужчине по памяти подойти к прикроватной тумбочке, чтобы включить стоящий на ней скромный ночник.

осознание, что он в номере не один, приходит вместе с разлившимся по стенам тусклым светом едва живой лампочки, когда ожившие тени ринулись вверх, к потолку. краем глаза он ловит чьё-то движение, одновременно с мыслью о том, что он в западне. страх делает его деревянным, каждый случайный вдох даётся ему с особым трудом. и нет особой разницы в том, как мортимер себя поведёт - тихо и незаметно или же с щёгольским вызовом, как сумасшедший, горделиво глядящий смерти в лицо - кто-то ( или что-то ) его уже обнаружил. возможно, куда раньше, чем он сам обнаружил себя.

сидящий поодаль в хозяйском кресле человек не вызывает в мортимере ничего, кроме очередного приступа паники. порой ему казалось, что он почти привык к ней, с той самой минуты, когда решил положить свою жизнь на заклание правосудию, но…

- чем могу быть полезен? - в этот момент за долотом сердцебиения он даже не слышит звук собственного голоса. - сэр..?

нет, это будет совершенно нелепо - сгинуть здесь с дымящейся дырой в башке. нелепо, но всё же не настолько, как почти что комичным проблеском мелькнувшая мысль о том, что буря только что настигла его.